Любите природу, но… без огнестрельного оружия*
Л. Леонов
*Сокращенный вариант. Опубликовано: Леонов Л., 1974. О природе начистоту. — М.: Советская Россия. — С 59—63.
Те, кому приходилось бывать на охоте, но не довелось там никого убивать, все равно испытали полный набор удовольствий, получаемых от хождения по вешним проталинам, по осенним привольям, по первой пороше русского зазимка. Приятно даже промокнуть под мелким дождичком и, нагуляв аппетит, под рюмку водки с устатку похвастаться товарищами на привале былыми трофеями, как оно изображено на одной знаменитой картине в Третьяковке.
Но как ни рассматривать охоту, она есть акт предумышленного лишения жизни, и в этом качестве заслуживает строгого юридического рассмотрения, если не от лица закона, поскольку убиение зайца судебному разбирательству не подлежит, то с точки зрения общественной морали. Не требуется особых доводов в пользу промысловой охоты, доставляющей народному хозяйству материальные ценности — пушнину и пищу, или, когда производится в защиту человека от хищников.
Куда меньшего уважения заслуживает охота без вышеперечисленных оправдательных побуждений, дозволяемая законами в качестве поощрительной забавы, упражнений на меткость вообще, а между тем — мало ли какая бесполезная для дела живность попадет на мушку азартного любителя такой охоты, зачисляемой обычно в разряд спорта… хотя, в сущности, какой же тут спорт? Прыгун с шестом, помимо долговременных тренировок, рискует сломать ногу, мотогонщик имеет шанс разбиться, тогда как для владельца нарезного оружия занятия его совершенно безопасны. Какой же это, спрашивается спорт, ежели с одной стороны находится гражданин, вооруженный штуцером безотказного боя, на другой же — безгласное, на расстоянии выстрела трепещущее существо, не способное ни выругаться, ни убежать, не успевающее даже толком огрызнуться. Нет, правду говоря, совсем иное здесь напрашивается словцо.
Мне вспоминается рассказ одного знакомого художника, некогда до революции служившего егерем в Беловежской пуще. Речь зашла об охоте, устроенной там в честь приезжего германского императора Вильгельма II бывшим же русским императором Николаем II. Был специально воздвигнут длинный, суживающийся воронкой дощатый загон, по которому с грохотом и криками гнали всяческую всполошенную живность, а на выходе, в безопасном окопчике, сидел высокопоставленный гость с целым арсеналом заранее заряженного оружия любых систем и без промаха бил летящую к нему на пределе сердечного разрыва обезумевшую лесную тварь. Легко можно представить, сколько мертвечины навалил сухорукий монарх за какой-нибудь час злодейства. Кстати, и доныне в иных странах практикуются для особо знатных гостей угощения подобным убийством.
Особо мерзко выглядит бытующая у нас, по слухам, охота с автомобиля за удирающим сайгаком, видимо, доставляющая кому-то особо оргиастическое наслаждение — после жаркого состязания сердца и стальных поршней, с ходу, наконец-то всадить пулю в изнемогшее от одышки, насмерть загнанное, потной пеной покрытое тело зверя. И, наверное, какое презрение, помимо предсмертного ужаса, испытывает он, поверженный на землю, простреленный, фонтанирующий кровью в последнюю свою минуту, к наклонившемуся над ним жизнерадостному убийце. Не странно ли, что при гуманнейших, вроде бы, своих воззрениях, наш коллега по перу Хемингуэй смог написать такую вполне гадкую книгу, как «Зеленые холмы Африки», где с мужественной похвальбой выставляется своей поразительной оперативностью на сем печальном поприще. Оплаченное валютой массовое убийство беззащитных животных называется в Африке сафари. Помимо сладостной погони и стрельбы оно состоит также в пристальном затем созерцании агонии громадного, вдруг пошатнувшегося тела и в чувстве вышеупомянутого навуходоносорского удовлетворения:
— Это сделал я. Это я пресек в нем дыхание. Я просверлил ему середку, погасил ему глаза. Я обратил его в падаль, в паек для грифов и червей.
Кстати, при некоторых дополнительных затратах богатые шалуны могли бы легко продлить удовольствие, перевезя тушу к себе домой, в Лондон или Чикаго, чтобы с чувством того же превосходства любоваться время от времени на дальнейшие, еще более разительные в ней изменения органического распада. В этом смысле наиболее увлекательной представляется охота на левиафана — сколько крови, рева и содроганий!
Между прочим, иные хитрецы-охотолюбцы спрашивают с наивным видом, по каким, дескать, основаниям подымается сам этот разговор насчет правомерности подобной, так сказать, веками освященной, национальной забавы. Даже ссылаются в письмах на Тургенева, Куприна, Чехова и некоторых других деятелей, увлекавшихся охотой. Конечно, разумнее им было бы брать пример с основных качеств, коими прославлены поименованные личности, иначе пришлось бы вспомнить, что Кант был скряга, а Гейне и Мопассан страдали от прискорбного недуга, а Руссо бросал своих детей на произвол судьбы, а знаменитый у нас певец горя народного проигрывал в картишки тысячи, да еще какие!..
Когда же некоторые охотники клянутся вдобавок, что они-то и есть истинные любители природы, так и просится на язык совет — любите ее не как мишень, без применения огнестрельного оружия.
Более подробно о вреде любительской ( спортивной ) охоты можно прочитать в книге ” Брось охоту-стань человеком” http://www.
Пресс-служба КЭКЦ
26.03.2019
Рубрики: Нет - спортивной охоте!, Новости