Антология убийств. О книге С.Т.Аксакова « Записки ружейного охотника Оренбургской губернии «
Владимир Борейко, КЭКЦ
В литературе содержится все чистое, самое высокое, и самое низкое, зловещее. Вопрос только возникает тогда, когда это низкое и зловещее выдается за чистое и высокое и развращает души читателей.
Книга известного русского писателя С.Т.Аксакова « Записки ружейного охотника Оренбургской губернии « уже не один век считается эталоном русской литературы о природе, охоте , активно переиздается и популяризируется прежде всего в охотничьей среде. Эта книга еще при жизни автора получила восторженные отывы других русских писателей: . Гоголь писал Аксакову, что хотел бы видеть героев второго тома «Мёртвых душ» такими же живыми, как его птицы. Ему вторил Тургенев, писавший: «Такой книги ещё у нас не бывало». Хвалебным был и отзыв Чернышевского: «Что за мастерство описаний, что за любовь к описываемому и какое знание жизни птиц! Г. Аксаков обессмертил их своими рассказами, и, конечно, ни одна западная литература не похвалится чем-либо, подобным «Запискам ружейного охотника».
Даже в современной русскоязычной Википедии нет ни слова упрека Аксакову за написание книги, которая вся пропитана жестокостью и сочится кровью убитых и замученных им птиц и зверей.
Аксаков Сергей Тимофеевич – известный русский писатель, государственный чиновник и общественный деятель, литературный и театральный критик, мемуарист, автор книг о рыбалке и охоте, лепидоптеролог. Отец русских писателей и общественных деятелей славянофилов: Константина, Ивана и Веры Аксаковых. Член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской Академии наук.
Родился (20 сентября) 1 октября 1791 года в городе Уфе. Происходил из старинной, но небогатой дворянской семьи.
То-есть образованный, культурный, не бедствующий человек, дворянин. А не какой-то тип из низов с отбитыми мозгами.
Тем не менее этот человек написал кровавую, по настоящему садистскую книгу о массовом убийстве диких животных ради развлечения. В котором сам принимал неоднократно самое живое участие.
Любопытно, что в самом начале своей книги Аксаков спрашивает себя-почему стало меньше дичи, и не находит тому обьяснения: « Все переменилось! И в десятую долю нет прежнего бесчисленного множества дичи в плодоносном Оренбургском крае. Какие тому причины – не знаю.»
Хотя пояснение лежит на поверхности- в истребительном, патологическом , безрассудном , с элементами садизма уничтожении дичи русскими охотниками. В первых рядах кровавых убийц был автор этой книги, русский барин Аксаков. Он этого и не утаивает, бахвалясь своими охотничьими трофеями:
“…убить такое количество тетеревов, какое бивал я и другие охотники: триста штук в одну осень – это было делом обыкновенным. В 1816 году с исхода сентября до 6 декабря, я убил с подъезда около пятисот тетеревов)”.-
“Я воротился домой не скоро: стрелял дорогой с подъезда и набил полон ящик разною дичью…”
-”…мне самому случалось убивать в одно поле до двадцати четырех зайцев… это целый воз”.
-”Я убил восемьдесят три гаршнепа ..( …)Я убил бы их гораздо более, потому что они не убывали, а прибывали с каждым днем…”
-«Я слышал, что около Петербурга чернозобики летят весной в баснословном множестве (как и болотные кулики) и что один известный охотник убил одним зарядом восемьдесят пять куличков…».
-« Я много раз приходил в затруднительное положение для горячего охотника: проезжая по какой-нибудь надобности, иногда очень спешной, набив кроншнепов целую кучу, не находя места, куда их класть, и не зная, что с ними потом делать, беспрестанно я давал себе обещанье: не останавливаться, не вылезать из тарантаса, не стрелять… Но вдруг налетала новая стая, крупнее и смелее прежней, – и снова падали кроншнепы от метких моих выстрелов…»
Причем паталогическое убийство диких зверей и птиц ради развлечения ( ведь он не голодал) для этого русского барина и писателя было делом вполне естественным, даже веселым ( как и для другого русского охотничьего писателя- Некрасова )=
-« Вообще стрельба перевозчиков нелегкая и не изобильная, но, по мне, очень веселая…».
-«Очень весело на дальнем расстоянии вырвать из станицы чистого пером, сытого телом прилетного гуся!»
-«А как весело ссадить косача метким выстрелом с самой вершины огромного дерева и смотреть, как он, медленно падая, считая сучки, как говорят, то есть валясь с сучка на сучок, рухнет, наконец, на землю!»
-« Охота с острогою имеет в себе даже много поэтического, и хотя люди, занимающиеся ею, по-видимому, не способны принимать поэтических впечатлений, но тем не менее они чувствуют, понимают их бессознательно, говоря только, что «ездить с острогою весело!».
Этот « выдающийся « русский писатель без угрызения совести рассказывает об убийстве им красивых птиц как о вполне рядовом событии=
-« Я застрелил однажды пигалицу, кажется в августе, с белыми как снег крыльями. Она находилась в большой стае, и мне стоило немало хлопот, чтоб убить именно ее, – она была очень красива.»
-«…налетел на меня лебедь довольно близко; я ударил его обыкновенною утиною дробью: лебедь покачнулся, пошел книзу, и улетел из виду. На другой день мордвин соседней деревушки нашел его мертвым за версту от того места, где я стрелял.»
Аксаков совершенно методично описывает как он и его сотоварищи-охотники расстреливают дичь по чем зря, оставляя множество подранков, которые потом погибают.
-« Притом гораздо более дупелей поранишь, чем убьешь наповал, да часто не найдешь и убитых…».
-« Утка была ранена на расстоянии по крайней мере девяноста или ста шагов, ранена рикошетом, взмывшею от воды 4-го нумера дробинкой (ибо я стрелял в чирков вдвое ближе), улетала вместе со стаей, как будто здоровая, и улетала довольно далеко; потом прилетела назад, села на прежнее место и умерла перед моими глазами. Отсюда заключить, сколько пропадает раненой птицы, не замечаемой охотниками».
Аксаков рисуетжуткие картины массового расстрела диких животных охотниками, в которых сам принимает активное участие:
-« Стрелять болотных куликов в лет в это время, при некоторой сноровке и хладнокровии, ловчее, чем сидячих: надо выпускать их в меру и не стрелять в минуту быстрых поворотов. По большей части история оканчивается тем, что через несколько часов шумное, звучное, весело населенное болото превращается в безмолвное и опустелое место… только легко раненные или прежде пуганные кулики, отлетев на некоторое расстояние, молча сидят и дожидаются ухода истребителя, чтоб заглянуть в свое родное гнездо… Но не входят такие мысли в голову охотника: он весело собирает и пересчитывает свою добычу и отправляется в другое болото.( …) Болотные кулики, несчастные жертвы всякого стрелка, так беспощадно истребляемые, мало уважаются охотниками, без сомнения, потому, что их везде много и что во время сиденья на яйцах и вывода детей только ленивый не бьет их: ибо не умеющий вовсе стрелять в лет может стрелять их сидячих; но с прилета или на отлете никакой охотник ими не пренебрегает.».
К сожалению, и через почти два прошедних века отношение современных охотников к диким птицам и зверям не изменилось. Только ружья стали многозарядными и более мощными.
Описывает Аксаков и другие, не менее безжалостные, жестокие способы охоты на животных:
-« Скажу только, что всякую дичь и даже зайцев они умеют подманивать весьма искусно. Всего более истребляют они выводки тетеревов, рябчиков и белых куропаток; сначала убивают старку, подманя ее голосом детеныша, а потом перебьют всех молодых, подманив их голосом матери.»
-« Рябчиков ловят много сильями, которые называются пружки. Весь этот снаряд состоит из наклоненного сучка, к концу которого прикреплен волосяной силок, а позади повешен пучок рябины или калины, ибо рябчики большие охотники до этих ягод. Ловцы, по большей части чуваши, черемисы и вотяки, запасаются ягодами с осени и продолжают ловлю во всю зиму. Снаряд так устроен, что рябчик не может достать ягод, не просунув головы сквозь силок и не тронув сторожка, который держит древесный сук в наклоненном положении.Сучок мгновенно выпрямляется, петля затягивается, и рябчик повешен.»
-« Во многих губерниях наших существовало обыкновение, и теперь существует, вынимать, или доставать, из нор лисят, выкармливать их и, когда они вырастут и выкунеют, что бывает не ранее половины декабря, воспользоваться их шкурками.»
-«Острогой бьют щук и другую крупную рыбу в то время, когда она мечет, бьет икру, выражаясь по-рыбачьи.»
Читая все эти бредни русского барина, задаешься вопросом, а как, откуда могло возникнуть такое жестокое чудовище?
В своей книжке Аксаков дает ответ:-« В ребячестве начал я с ловли воробьев и голубей на их ночевках. Несмотря на всю ничтожность такой детской забавы, воспоминание о ней так живо в моей памяти, что, признаюсь, и на шестьдесят четвертом году моей жизни не могу равнодушно слышать особенного, торопливого чиликанья воробья, когда он, при захождении солнца, скачет взад и вперед, перепархивает около места своего ночлега, как будто прощаясь с божьим днем и светом, как будто перекликаясь с товарищами, – и вдруг нырнет под застреху или желоб, в щель соломенной крыши или в дупло старого дерева. От ловли воробьев на ночевках перешел я к ловле других мелких птичек волосяными сильями, натыканными в лубок, к ловле конопляными необмолоченными снопами, опутанными веревочкой с сильями, и, наконец, к ловле разными лучками из сетки. Потом пристрастился я к травле перепелок ястребами и к ловле перепелов сетью на дудки. Все это на некоторое время заменила удочка; но в свою очередь и она была совершенно заменена ружьем».
То-есть этот с позволения сказать « человек» всю жизнь занимался убийством ради развлечения.
Аксаков не чурался убийством уже тогда редких птиц- стрепета, авдотки, степного журавля, дрофы, он истреблял мелких птиц, охотился и жевал даже мясо кукушки-« Я хочу сказать несколько слов о тех мелких птичках, которые употребляются в пищу и которые очень недурны вкусом, особенно если жирны. Их никто не называет дичью, и настоящие охотники редко их стреляют, разве так, чтоб разрядить ружье или за совершенным отсутствием всякой настоящей дичи.Охотники же промышленники по большей части ловят их для продажи. Я не стану описывать этих птиц, а только назову некоторых: это скворцы, жаворонки, свиристели, овсянки, снегири и многие другие. В Москве, в Охотном ряду, почти всегда найти их нанизанных носами на снурки и висящих красивыми пучками. Повара употребляют их в соусы и паштеты, и гастрономы благосклонно отзываются о таких блюдах с мелкими птичками. Некоторые охотники стреляют кукушек и едят; я отведал их и нахожу, что они довольно вкусны. Но несравненно лучше всех подорожники.»
Аксаков еще и садист, он прославляет пытки животных, описывая использование охотниками пыточных средств-капканов:
-« Впоследствии, по примеру верховых охотников, ввели в употребление капканы с железной цепью и якорем, и это много облегчило отыскиванье и убой попавшегося зверя; впрочем, капканы заячьи (они же и лисьи) ставятся без всякой привязки, отчего лисы иногда довольно далеко уходят и тем утомляют охотников.Волк попадает всегда одной ногой, лиса же изредка двумя; это случается, когда она прыгает, скачет, а не бежит рысью или не идет тихой ходою. Лис часто ловят на заячьих тропах, потому что они следят зайцев и ловят их, как борзые собаки. Заячьи капканы на зайцев становятся точно так же на тропах, но несколько с меньшими предосторожностями. Заячий след подделывается иногда отрубленной и высушенной заячьей лапкой, но по большей части тою же лопаточкой. Заяц попадает довольно часто двумя ногами, а изредка и тремя; бывают примеры, что заяц умудряется попасть лапкой и рыльцем; один раз мне случилось видеть, как заяц попал в капкан одною переднею и одною заднею ногой: это еще мудренее. Вообще зайцы не уходят далеко с капканами, хотя бы попали одною заднею ногой.Бывали примеры, что если волки ходят на приваду стаей и один из них попадет в капкан, то все другие бросаются на него, разрывают в куски и даже съедают, так что на большом утолоченном и окровавленном пространстве снега останется только лапа в капкане да клочки кожи и шерсти; это особенно случается около святок, когда наступает известное время течки. Если волк попадет заднею ногою, то уносит капкан дальше, но если переднею и высоко, то уходит недалеко; Пойманного в капкан волка, особенно без цепи и якоря, иногда бывает трудно убить и еще труднее взять живьем; отчаянное положение волка приводит его в бешенство, и тогда он делается опасным. Смелость и горячность многих охотников в таких случаях поистине изумительны! С дубинкой или палкой в руке охотник, всегда один, преследует зверя иногда по нескольку верст; задыхаясь от усталости, обливаясь потом, он нередко бросает шапку, рукавицы, тулуп и в одной рубахе, несмотря на сильный мороз, не отстает от волка и не дает ему вздохнуть; он старается загнать зверя в лес, потому что там он задевает капканом за пеньки и деревья и иногда так завязнете них, что не может пошевельнуться с места; тогда охотник уже смело бросается на свою добычу и несколькими ударами по голове убивает волка. Но никогда не должно приближаться к нему на чистом месте; много бывает примеров, что даже по редколесью волк в капкане, преследуемый близко охотником, выбравши какую-нибудь полянку, вдруг оборачивается назад, бросается на охотника и наносит ему много жестоких ран даже на груди и на шее; в таком опасном случае надобно зарезать волка ножом, который не худо иметь охотнику на своем поясе.
В лесу волк не может этого сделать. Он будет цепляться капканом за деревья, да и охотник может прятаться от него за всяким стволом большого дерева. Замечательно, что многие охотники спасались в самых отчаянных случаях от нападающего волка, вдруг крикнув на него грозным голосом: «Прочь! Куда ты? Пошел назад, ступай своей дорогой!..» – или что-нибудь подобное. Я слышал это от самых достоверных, старых и опытных охотников. Нет сомнения, что употребление капканов с цепью и якорем очень много способствует безопасности охотника, но волка, попавшего в капкан, взять живьем – это уже другая история. Это не то, что зверь, загнанный в степи до такой усталости, что едва переводит дыхание (о чем будет рассказано после): с таким волком может человек делать что ему угодно. Живого волка в капкане берут двое и даже трое охотников: утомив предварительно и потом нагнав волка близко, один из охотников просунет длинный рычаг под дугу капкана, прижмет к земле и таким образом совершенно остановит зверя; другой бросает ему на шею мертвую петлю и затягивает, а третий сзади хватает волка за уши; тогда первый охотник, бросив рычаг, связывает волку рот крепкой веревочкой или надевает намордник и завязывает позади головы на шее. После того вести или тащить его на веревке куда угодно. Живых волков добывают для травли собаками.Очень странно, что волк почти никогда не отвертывает, не отрывает своей ноги, завязшей в капкане, несмотря на отчаянные усилия, которые он для того употребляет. Он нарочно задевает капканом за дерево или куст, мечется и вертится во все стороны; даже зайцу иногда удается оторвать ногу, а лисе очень часто. Лиса, будучи вообще смирною в капкане, как раз переломит ногу в самом том месте, где она сжата капканными дугами, потом перетрет кожу и, оставив свою лапу в капкане, всегда повыше первого позвонка, – преблагополучно уходит. Псовым охотникам случалось затравливать лис о трех ногах, которые, по их словам, бежали очень резво.»
Вдумайтесь, какие жуткие мучения испытывают волки, лисы и зайцы, отрывая себе ноги в капкане, чтобы уйти на волю…
Еще одним садистским видом охоты, который популяризирует Аксаков, является псовая охота, цель которой загнать зверя, а затем его, издыхающего, забить дубиной – «…добычливые охотники в Оренбургской губернии заганивают, верхом на лошадях, лис и волков и убивают их без помощи собак и огнестрельного оружия.( …).Цель этой охоты состоит в том, чтобы гнаться за зверем верхом до тех пор, пока он, выбившись из сил, не в состоянии будет сделать ни одного прыжка, и тогда убить его арапником, дубинкой или взять его живьем.( …).Быстрая скачка на резвой лошади, по необозримому пространству, за убегающим хищным зверем сильно разгорячает охотника, и он приходит в какое-то вдохновенное состояние, в самозабвение.( …).В гонке лиса гораздо слабее волка. Волк может бежать без отдыха от десяти до пятнадцати верст; зато остановившись, он падает совершенно обессиленный, ткнется рылом в снег, и с ним делать что угодно: ему надо много времени, чтобы отдохнуть. Лиса, напротив, заганивается на двух, много на трех верстах; даже на одной версте высунется у нее язык, она начнет оглядываться, искать возможности как-нибудь прилечь, чтоб отдохнуть хотя на одну минуту, и если это будет удаваться ей, то силы ее подкрепятся, она снова пускается в бег и сажен сто бежит очень резво.(…). Наконец, преследуемый зверь утомится совершенно, выбьется из сил и ляжет окончательно, или, вернее сказать, упадет, так что приближение охотника и близкое хлопанье арапником его не поднимают; тогда охотник, наскакав на свою добычу, проворно бросается с седла и дубинкой убивает зверя; если же нужно взять его живьем, то хватает за уши или за загривок, поближе к голове…».
Прав оказался Тургенев,-« «Такой книги ещё у нас не бывало». Прав оказался и Чернышевский – « ни одна западная литература не похвалится чем-либо, подобным «Запискам ружейного охотника».
По своей жестокости, садизму и кровавости. Эта книга была издана в России в 1852 году.
Кстати, в эту время в Великобритании уже несколько десятилетий действовал первый закон по защите животных и общество по защите животных. На 30 лет раньше Аксакова американский писатель Фенимор Купер написал роман « Пионеры», в котором раскритиковал массовое уничтожение американцами огромных стай американских странствующих голубей.
Однако защита животных не интересовала великую русскую литературу. Пушкин, Толстой, Тургенев, Некрасов, Аксаков воспевали кровавое избиение и пытки охотниками диких животных. А вообще, кто назвал русскую литературу « великой» и за что? Разве может быть литература, воспевающая безрассудное убийство птиц и зверей ради удовольствия считаться великой?
На самом деле охотничьи книжонки русских литераторов ялвяются важной составляющей кровавого « русского мира», придуманного людоедом Путиным и мерзким попом Гундяевым. Эти охотничьи книжки обесценивают святое понятие жизни, воспитывают жестокость, учат людей быть убийцами. Эти книги должны быть запрещены как « Майн камф» Гитлера.
16.08.2022 Рубрики: Нет - спортивной охоте!, Новости